![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kotjus_sovaУ меня не было детства.
Ну то есть где-то, оно, может, и было, но мне казалось, что не было.
Потому что у толстых детей тогда не было детства.
Толстым быть было стыдно - потому что еще было много тех, кто помнил войну и голод. Я еще застала карточки на муку, муки, и той не хватало на всех! - а я была толстой.
Я помню, еще на улице Герцена, когда я сидела в коляске, а они были такие ниииизенькие, то ли картонные, то ли вообще железные, на маленьких колесиках, каждый, кто проходил мимо, так и норовил ущипнуть меня за щечки, которые торчали с обеих сторон коляски. И говорил при этом - какой толстый ребенок! У него, наверное, нарушение обмена веществ!
Наверное.
Так и было. Во всяком случае, по семейному преданию, которое мне тайно рассказала папина мама, а папины мамы, как известно, недолюбливают невесток - что мама не хотела, чтобы я плакала, и давала мне вместо одной бутылочки две. Еще я помню такое таинственное слово - "искусственница", прямо, как "Марья-искусница". Это была я. Папа бегал к Никитским воротам за детским питанием, потому что у мамы не было молока, и брал его на двоих.
И все скармливали мне.
Когда я уж очень истошно орала, папа брал коляску и катал меня по Твербулю.
Так началось мое безрадостное детство, которого не было.
Ну то есть где-то, оно, может, и было, но мне казалось, что не было.
Потому что у толстых детей тогда не было детства.
Толстым быть было стыдно - потому что еще было много тех, кто помнил войну и голод. Я еще застала карточки на муку, муки, и той не хватало на всех! - а я была толстой.
Я помню, еще на улице Герцена, когда я сидела в коляске, а они были такие ниииизенькие, то ли картонные, то ли вообще железные, на маленьких колесиках, каждый, кто проходил мимо, так и норовил ущипнуть меня за щечки, которые торчали с обеих сторон коляски. И говорил при этом - какой толстый ребенок! У него, наверное, нарушение обмена веществ!
Наверное.
Так и было. Во всяком случае, по семейному преданию, которое мне тайно рассказала папина мама, а папины мамы, как известно, недолюбливают невесток - что мама не хотела, чтобы я плакала, и давала мне вместо одной бутылочки две. Еще я помню такое таинственное слово - "искусственница", прямо, как "Марья-искусница". Это была я. Папа бегал к Никитским воротам за детским питанием, потому что у мамы не было молока, и брал его на двоих.
И все скармливали мне.
Когда я уж очень истошно орала, папа брал коляску и катал меня по Твербулю.
Так началось мое безрадостное детство, которого не было.
